Три года назад Полина Цурская считалась самой перспективной юниоркой страны и даже сумела опередить Евгению Медведеву в финале Кубка России-2015. Через год она выиграла юношеские Олимпийские игры, затем юниорский финал Гран-при. В интервью специальному корреспонденту РИА Новости Елене Вайцеховской фигуристка рассказала, как получила тяжелую травму, почему приняла решение перейти к Елене Буяновой, и призналась, что ей было очень непросто ставить программу под руководством Татьяны Тарасовой.

Жертвы ради результата

— В одном из своих комментариев после перехода к Буяновой вы отметили, что столкнулись с совершенно новым для себя подходом к тренировочному процессу. В чем это заключалось, если не секрет?

— Работа стала гораздо более индивидуальной. В прежней группе у нас все шло на каком-то постоянном соревновании, на соперничестве. То есть ты смотришь, что делает на льду кто-то один, и сам тянешься за этим. В ЦСКА тренеры стараются разделить всех спортсменов таким образом, чтобы иметь возможность работать с каждым индивидуально. Отдельно отрабатывать прыжки, скольжение, отдельно — хореографическую часть катания. Работа на соперничестве, честно говоря, мне не слишком нравилась. Мне это не очень подходит.

— Это логично: одно дело, когда одинаковые маленькие девочки выполняют одну и ту же работу, и совсем другое, когда спортсменка сильно выделяется из общего ряда и ростом, и телосложением, как выделялись вы. Одно это должно было создавать вам проблемы.

— И создавало. Еще у меня были травмы. Тренеры старались уделять моему состоянию определенное внимание, где-то снижали нагрузку, где-то разрешали работать на свое усмотрение, но, когда постоянно находишься в группе, невольно хочется не отставать от остальных. Умом вроде и понимаешь, что стоит остановиться, но не всегда это получается. Поэтому иногда я сама бывала виновата в том, что травмы продолжают усугубляться. Выходишь после травмы на лед, видишь, что все работают, все в хорошей форме, все прыгают – и сама начинаешь торопиться, загоняться. В результате у меня никогда не получалось восстанавливаться до конца, и все это накапливалось, превращалось в снежный ком.

— А как случилась травма, из-за которой вы не смогли выступить на юниорском первенстве мира в 2016-м?

— Я подходила к тому старту в хорошей форме, выиграла оба этапа и Финал Гран-при, юношеское первенство России, была четвертой на взрослом чемпионате, но буквально за пять дней до поездки на первенство мира очень неудачно подвернула ногу в зале на разминке – надорвала связки. Нога отекла так сильно, что пару дней я вообще не могла кататься. Тренеры тогда очень сильно сомневались, стоит ли мне вообще ехать в Дебрецен, и вместе с руководством катка поставили передо мной вопрос. Мол, если я готова кататься, то едем выступать. Если нет – снимаемся. Но, когда ты готовился к старту, был в хорошей форме, до этого весь сезон держался на первых-вторых местах, отказаться от выступления очень тяжело. И я сказала, что буду терпеть. На тренировках перед короткой отпрыгала все, как обычно, но было два не очень хороших приземления, после которых я поняла, что почти не могу ходить. Вот и пришлось сняться.

Спина – это навсегда

— Решение уйти от тренера в конце весны принимали вы сами или родители?

— Я. Понимала, что мне срочно нужно что-то изменить. Возможно, не только поменять тренера, но и себя, свое отношение к тренировкам, подход к работе в целом. И получалось, как ни крути, что нужно уходить из группы. Родители очень долго сомневались, долго пытались меня удержать от этого шага, переубедить. Я продолжала ходить на тренировки, но как-то вечером вернулась домой и твердо сказала: «Всё».

— Вас не смущало даже то, что придется мотаться на тренировки через всю Москву?

— Это не имеет большого значения, если есть результат. Многие спортсмены не живут возле катка в двух минутах ходьбы, не имеют идеальных условий. Но ради результата все так или иначе чем-то жертвуют.

— Травмированная спина по-прежнему создает вам проблемы?

— Спина — это такая вещь, что, если начинает болеть, это уже навсегда, и за этим нужно просто следить. Это не перелом, который сросся – и всё, больше не беспокоит. Приходится подбирать упражнения, закачивать мышцы, регулярно делать массаж. Когда у меня было обострение, врачи составили для меня список упражнений, которые нужно делать каждый день. И вот, уже на протяжении долгого времени, я следую этим инструкциям. Уже привыкла, что на тренировку нужно прийти минут за 20-30 раньше, чтобы хватило времени на то, чтобы провести разминку, сделать подкачку, растяжку. Перед вторым льдом я тоже минут 10 занимаюсь специальной работой. После тренировок стараюсь хорошо растянуть спину, чтобы мышцы пришли в прежнее состояние. В перерывах могу сходить на массаж, иногда — к мануальному терапевту. К тому же у меня мама – врач, она тоже постоянно следит за тем, чтобы не случалось обострений.

— Насколько гладко шел процесс постановки программ?

— Скорее, всё было наоборот, очень непросто. Я перешла к новому тренеру в самом конце сезона, когда уже было плотно расписано, кому из фигуристов когда ставят программы, и в этом графике не было ни одного свободного окна. Елена Германовна к тому же какое-то время размышляла, брать меня в группу или нет. Она знала, что у меня травма, и очень боялась, что я просто не смогу работать в полную силу, справляться с нагрузками. Так что разговоров о постановке программ поначалу не было вообще. Потом мы решили, что поставим их на сборе в Курмайоре, но получилось так, что Татьяна Анатольевна Тарасова и Никита Михайлов, с которыми я планировала заниматься постановочной работой, в Италию приехать не смогли по каким-то личным причинам. Поэтому там мы нарабатывали функционалку: я катала макеты старых программ, собирала прыжки, отрабатывала технику, чтобы хоть как-то в физическом плане войти в сезон.

— Непростая ситуация.

— Ну да, иногда я сильно переживала, что все уже вовсю накатывают новые программы, а я никак к ним не подступлюсь. Еще я очень волновалась перед тем, как идти на постановку к Татьяне Анатольевне. Все-таки сама Тарасова! До этого я никогда с ней не работала, не знала, как это все будет. А оказалось, что все очень просто. Никита показывал. Татьяна Анатольевна корректировала, говорила, что и как она хочет увидеть.

Тяжело было привыкнуть к другому. В прежней группе нам сразу ставили заходы вместе с прыжками. Этот процесс занимал полтора часа утром и столько же вечером, и в несколько дней все укладывались. Здесь постановка шла на отдельном льду, без прыжков, и занимала по 4-5 часов в день. Первые три дня у меня до такой степени болели все мышцы, что я приходила на каток, как на костылях. Утешала себя тем, что пусть больно, но зато хорошо прокачиваются все мышцы.

— Знаю, что у Буяновой всегда очень много работают над скольжением.

— Это да. Но мне на самом деле всегда нравилось скольжение. Я очень люблю кататься. Мне кажется, что сейчас у меня есть прогресс именно в скольжении, в подаче программ. Посмотрим, как это все получится на прокатах.

15 сантиметров за сезон

— О чем вы думаете, когда видите, как маленькие девочки прыгают четверные прыжки? Что вот она, спортивная смерть моя пришла?

— Почему же? Со всеми всегда можно бороться. Ключевое в вашей фразе заключается не в том, что прыжки четверные, а в том, что девочки маленькие. Которые очень быстро подрастут, повзрослеют. Вот тогда и будем смотреть на результаты.

— А для вас период собственного роста был тяжелым?

— Я всегда была высокой относительно своего возраста,. Когда впервые пришла с родителями на просмотр к Этери Георгиевне (Тутберидзе), она посмотрела на меня, на маму, на папу и даже спросила: вы уверены, что справитесь? Вот мы как-то и справлялись все это время. Но у меня не было такого, чтобы за один сезон я выросла на 15 сантиметров. Росла хоть и быстро, но достаточно равномерно. Поэтому не было никаких страхов насчет того, что я вдруг перестану справляться с собственным телом. Сейчас уже второй сезон мой рост не меняется. Голодать, чтобы держать себя в форме, мне тоже не приходится.

— За питанием тоже следит мама?

— Раньше следила. Сейчас доверила этот процесс мне.

— Мама приходит на ваши тренировки?

— В ЦСКА это не слишком принято. Раньше приходила, тем более что мы живем совсем рядом с моим бывшим катком. Но, поскольку она работает, ездить со мной на тренировки в ЦСКА ей для начала не очень удобно. Разве что на соревнования.

— Знаю, что есть фигуристы, которые не любят, чтобы близкие приходили смотреть на их выступления – испытывают от этого дополнительный стресс.

— Я уже привыкла, хотя иногда пытаюсь поворчать на этот счет. Но не всерьез. Знаю, что мама очень любит смотреть фигурное катание, даже когда меня нет на льду — ей это интересно. И это не должно меня отвлекать. Моя задача — выходить и делать свою работу. Не важно, кто в этот момент сидит на трибуне.