Из досье автора
На стене его маленькой квартирки в огромном доме на Котельнической висели три чемпионских лавровых венка. Мне даже помнится рисуночек из популярного тогда журнала «Крокодил»: соседка просит у Олега Гончаренко одолжить ей несколько лавровых листочков для готовки. И всем все понятно: популярность Олега Георгиевича Гончаренко, трижды, в 1953, 1956 и 1958 годах, становившегося чемпионом мира в классическом многоборье, была неимоверной. А еще Гончаренко двукратный чемпион Европы, призер зимних Олимпиад. Он один из немногих спортсменов той поры, награжденный высшим отличием эпохи — орденом Ленина.

Наше счастливое детство было бы скуднее без абсолютно никчемных, совершенно бездоказательных, иногда до синяков яростных споров. Кто сильнее — Яшин или Нетто, Сологубов или Бобров, Гришин или Гончаренко? То ли не было других развлечений, то ли, наоборот, с головой хватало немногих, что имели и чем гордились.

Слова «кумир», «идол», «звезда», может, для той поры чересчур пафосные, еще не вошли в обиход, что ничуть не уменьшало любви к чемпионам. Это были наши, исконно свои герои. Обостренное, а потому искреннее, инстинктивно возникшее детское чувство, нашептывало: «Он хороший, мужественный, добрый».

Рекорды дряхлеют. А личность? Почему должна она утратить прежний блеск и притягательность, если кто-то сегодня благодаря многим и многим обстоятельствам сделался сильнее, быстрее. Чемпионы не должны уходить бесследно. Опадают листочки венков из лавра, но герои, заставлявшие трепетать, предвкушать и ликовать, остаются.

У каждого свой герой
Итак, Олег Георгиевич Гончаренко: подполковник, московский динамовец, тренер и, повторюсь, первый наш трехкратный чемпион мира в классическом конькобежном многоборье. Он недополучил причитавшейся спортивной славы. Был чересчур скромен, именно скромен, а не малоразговорчив. Неизменно вежлив и любезен. Но нисколько, никогда и ни с кем не подобострастен. Ценил свои успехи, однако рук над головой слишком высоко не вскидывал. Эмоции незаметно проявлял на льду, стиснув зубы и хмуро насупив лоб. За пределами катка на роль лидера, весельчака и всеобщего баловня претендовать не собирался.

Гончаренко-чемпион был славным человеком. Всегда искренний,он презирал позу, наигрыш, тщеславие
Самый великий из российских конькобежных тренеров Константин Константинович Кудрявцев был убежден: в далекие пятидесятые Олег мог бы показывать результаты, до которых гениальный американец Эрик Хайден добрался к началу восьмидесятых. Прав ли пророк Кудрявцев, известный конькобежному миру под ласковым именем Кока? Однако замечено: в драматических ситуациях, а в них Гончаренко попадал с частотой необыкновенной, у Олега пробуждалась обычно мирно дремавшая спортивная злость. Парадокс, превратившийся в никакими законами не подтверждавшуюся закономерность. Гончаренко добывал большие победы, когда и сражаться за них казалось абсурдно. Выигрывал чемпионат мира, пробегая 5 тысяч метров на сорванном — случайно затупленном — коньке. Или накануне старта отравившись, и чем бы вы думали — шоколадом, — устанавливал личный рекорд на тягостной для себя спринтерской 500-метровке. Едва выкатывал, поддерживаемый товарищами и врачом, на лед, скрученный приступом тогдашнего, при диком холоде регулярно наведывавшегося конькобежного палача-радикулита, и добежав, выиграв 10 тысяч метров и мировое первенство, не мог удержать в руках причитавшийся чемпиону кубок.

Пришла мне, спортивному репортеру, пора познакомиться с Гончаренко, и я заволновался. Вдруг разочарует, обманет, не дотянет до созданного мечтами его светлого образа. Но детское ощущение — «хороший, мужественный, добрый» — не подвело. Вернее, не подвел Гончаренко. Он был таким, каким мечталось увидеть.

Он остался для меня старшим другом — тактичным и ненавязчивым. Чувствовалась в простом, благородном человеке, мальчишкой перенесшим в Харькове фашистскую оккупацию, глубокая внутренняя сила. Она, полагаю, помогала побеждать в коньках и в жизни. Почему к нему так тянулись и гордились дружбой не только с Гончаренко-чемпионом, но и с Гончаренко — славным человеком? Он был всегда искренен. Презирал позу, наигрыш, тщеславие. Не возводил былых побед в ранг фетиша, что болезненно отталкивает не только от чемпионов, но и от успешных персонажей любой профессии.

Мы встречались с Олегом Георгиевичем у него дома, у меня на Тверской, некогда улице Горького, на скромной тогда, естественно, открытой искусственной дорожке московского «Динамо» и в прозрачно-невесомом высокогорном швейцарском Давосе, на сверкающем чудо-катке «Медео», и, так уж получилось, что чаще всего на легендарном норвежском «Бишлете». Почему везло? Был я не только спортивным журналистом, но и постоянным переводчиком члена Технического комитета по скоростному бегу на коньках Международного союза конькобежцев (ИСУ) Олега Георгиевича Гончаренко.

За что почет
Его знали за границей. Сделали почетным гражданином Денвера и Осло. В Норвегии нас особо не любили. Но почетное гражданство Осло вполне закономерно. Помню, наутро после приезда техделегат ИСУ на чемпионате мира Гончаренко вышел проверять качество льда «Бишлета». И сразу же трибуны катка взорвались радостным «Гон-ча-рен-ко О-лег!» — с ударением на первом слоге. К Олегу Георгиевичу подошла бригада заливщиков льда — уважаемая в Норвегии до эпохи закрытых дворцов профессии. И Гончаренко пожал руку каждому из семерых, после чего трибуны «Бишлета», проявленное уважение заметившие, разразились аплодисментами.

Коньки в Норвегии, что хоккей в Канаде. В Осло Олега Гончаренко узнавали на улицах. На правительственном приеме к Олегу Георгиевичу моментально подскочила первая в истории всей Скандинавии женщина-премьер министр Гру Харлем Брундтланд. И как хорошо они поговорили. Умел Олег подсознательно правильно, никогда не ошибаясь, общаться со всеми.

Да что там сам Гончаренко. Однажды по турпутевке в Норвегию приехала его жена Александра Алексеевна. Ее узнали, даже утомили непривычными интервью. Фотографии миловидной Шурочки замелькали в местных газетах. В Москву она вернулась с еще более окрепшим чувством уважения к спортивному прошлому мужа.

Лишь однажды видел Олега Георгиевича разъяренным. Наш конькобежец чудом попал на чемпионате мира в число шестнадцати лучших. Но десять километров не бежал — катил, как на прогулке: мол, какая разница — 15-е место или 13-е. Не подозревал, что Гончаренко отнесется к этому так болезненно. Разнес парня в пух и прах. Уколол и главного тренера сборной. Зачем тратить деньги и возить на чемпионат вот таких. Пусть катается дома на Пионерских (в те годы) прудах. И ушел, хлопнув дверью. Вся наша сидевшая в раздевалке сборная раскрыла рты. Вот выдал правду-матку. Паренек-виновник густо покраснел, пролепетал: «Я больше не буду». И слово сдержал.

С полным правом называю Гончаренко Олегом. Он после года знакомства и совместных поездок предложил перейти на «ты». Но я гораздо моложе, как-то неудобно. Однако перешли. И даже на юбилей свой пригласил. В то время цифра «50» виделась мне какой-то нереальной. Во-первых, Олег с его несокрушимым здоровьем не состыковывался в сознании с образом юбиляра. Ведь совсем недавно на состязании конькобежцев-чемпионов разных лет он занял второе место в шуточном, но чисто силовом состязании. И жутко расстроился: в последнем упражнении внезапно прекратил отжиматься от пола. Не любил он проигрывать. Только буркнул мне: «Ну что за брюки у нас шьют. Боялся, что прямо при всех разойдутся по швам». Во-вторых, я не особенно понимал, как празднуются юбилеи.

Ушел так рано
Понял 18 августа 1981 года: зал легендарного ресторана «Арагви» был полон спортивными, и не только, знаменитостями. А длиннющий стол ломился от блюд и напитков. Олег Георгиевич Гончаренко бегал на коньках не за деньги. Был он человеком достатка скромного, что его, впрочем, не очень-то и волновало. Но как мы его 50-летие отпраздновали!

Горько. То был последний юбилей в яркой жизни моего старшего товарища. Удивился, когда отменились одна, вторая наша поездка. Что-то было не так. Общались по телефону. Олег ни на что не жаловался. Он тяжело болел. И неизлечимо: 16 декабря 1986 года Олега Георгиевича Гончаренко не стало.